"кшиштоф занусси: "я думаю, роль людей искусства всегда была в том, чтобы строить мосты".


Play all audios:


_ЗНАМЕНИТЫЙ ПОЛЬСКИЙ РЕЖИССЕР ГОВОРИЛ В ОМСКЕ О ЖИЗНИ, ПОЛИТИКЕ И ИСКУССТВЕ_ На прошлой неделе в нашем городе прошел единичный показ нового фильма Кшиштофа ЗАНУССИ "Инородное тело"


(совместное производство Польши, Италии и России). Фильм поднимает непростые вопросы счастья, карьеры, корпоративной зависимости с точки зрения излюбленной режиссером христианской морали.


Кшиштоф ЗАНУССИ – режиссер с мировым именем. Им были сняты многочисленные документальные и художественные фильмы в Польше и за ее пределами. Наиболее значимые: «Год спокойного солнца»,


«Иллюминация», «Императив», «За стеной», «Жизнь как смертельная болезнь, передающаяся половым путем».  ЗАНУССИ известен также как педагог и театральный режиссер, автор книг и сценариев. Сам


он в шутку называет себя «динозавром», поскольку творит  уже пятьдесят лет. Он не любит пересматривать свои фильмы, потому что может увидеть в них ошибки, которые нельзя исправить. В свои 76


ЗАНУССИ настолько активно передвигается по миру, что, наверное, нет точки на карте, где бы он не был хоть однажды. В Омск классик мирового кинематографа приезжает второй раз. В 2007 году он


был здесь на фестивале «Молодые театры России» с двухдневным мастер-классом. Перед показом его нового фильма состоялась пресс-конференция. С ответами на самые интересные вопросы,


прозвучавшие там, «КВ» знакомят сегодня своих читателей. — ПАН КШИШТОФ, КАК ВАМ, ЧЕЛОВЕКУ МИРА, ЖИВЕТСЯ СЕЙЧАС В УСЛОВИЯХ САНКЦИЙ? СЛОЖНО ЛИ БЫЛО ПРИЕХАТЬ В РОССИЮ? — Да, политическая


обстановка сейчас не очень приятная и удобная, но я не отказываюсь от контактов с Россией. Я думаю, роль людей искусства всегда была в том, чтобы строить мосты. Мои предки, кстати, этим и


занимались – строили мосты для железных дорог. И мне осталось делать то же самое, только в метафорическом смысле. Мои друзья в России остались моими друзьями, хотя и между ними уже появились


какие-то разлады, споры по поводу того, что  происходи сегодня. Я уважаю польские власти – это мои демократически избранные власти, и их право – принимать то или иное решение. Хотя все


решения нашего правительства сейчас не самостоятельны, они согласовываются с Евросоюзом. А мое право гражданина – поддерживать мои внешние контакты, что я и делаю. Месяц назад, правда,


случилась неприятность. Российское посольство в Варшаве дало мне «негодную» визу, не поверю, что ошибочно, и я не смог поехать в Читу. Но это все маленькие жесты маленьких чиновников,


которые думают, что они делают большую политику. Из-за них не стоит обижаться на всю страну. — ОТНОШЕНИЯ МЕЖДУ РОССИЕЙ И ПОЛЬШЕЙ ВСЕГДА БЫЛИ НЕПРОСТЫМИ. И ВСЕ-ТАКИ ЕСЛИ СРАВНИТЬ ПРЕЖНИЕ


ТРУДНЫЕ ПЕРИОДЫ С НЫНЕШНИМ? — Сложно сказать. По поводу напряжения вообще могу выразить только огромное сожаление. Для меня Россия всегда была частью Европы, а не какой-то Евразии. Из-за


нашей конфронтации Европа не полно дышит. Ей нужно два «легких»: и западное, и православное восточное. Но политики в течение многих лет не сумели сделать так, чтобы Россия была частью


Запада. Нам надо быть вместе, потому что сейчас растет третья сила – азиатская. И здесь никакой флирт с Азией не поможет, я даже не питаю в этом никаких иллюзий. — В ПРОШЛОМ ГОДУ ВЫ БЫЛИ НА


КИНОФЕСТИВАЛЕ «ЕВРОПЕЙСКИЙ ЭКСПРЕСС» В КИЕВЕ. КАК ВЫ ОЦЕНИВАЕТЕ СИТУАЦИЮ НА УКРАИНЕ? — Там была только моя картина, я сам не присутствовал. Но я езжу в Киев по другому поводу – я там


преподаю. На Украине сейчас идет очень трудный процесс. Там формируется сознание нации, которое в такой сильной форме, как сейчас, раньше не проявлялось. — ВЫ СНИМАЕТЕ И ПРЕПОДАЕТЕ В РАЗНЫХ


СТРАНАХ. СКАЖИТЕ, ОТЛИЧАЮТСЯ ЛИ ИДЕИ МОЛОДЫХ КИНЕМАТОГРАФИСТОВ В РОССИИ ОТ ИДЕЙ ИХ РОВЕСНИКОВ В ДРУГИХ СТРАНАХ? ВООБЩЕ, В ЧЕМ ОТЛИЧИЕ КИНЕМАТОГРАФА РАЗНЫХ ЭТНИЧЕСКИХ ГРУПП? — Ну, это вы,


наверное, хотите, чтобы киноведы остались без работы. Не мое дело – судить кинематограф так глобально. Конечно, каждая страна имеет какие-то характерные особенности не только в кино, но и в


жизни. А кино – это зеркало жизни. Вот я приезжаю в Россию, и мне говорят, что люди благодарны губернатору за то, что он построил  дорогу. А я спрашиваю: разве он олигарх, откуда он взял


деньги? А если он сделал это за ваши деньги, зачем вам быть благодарными? Ведь это вы ему платите. На Западе вряд ли возможен такой разговор. Вот разница, но реальности, а не кинематографа.


Что касается студентов, то, конечно, они всегда отличаются. Раз в полтора года я читаю лекции на Высших режиссерских и сценарных курсах в Москве. И то, что на упражнениях предлагают там


молодые люди, совершенно не похоже на то, что предлагают мои студенты в Китае. А я с удовольствием езжу в такие далекие страны. — ВМЕСТЕ С СУПРУГОЙ ВЫ ОТКРЫЛИ ОБЩЕОБРАЗОВАТЕЛЬНУЮ ШКОЛУ.  ДЛЯ


ЧЕГО ВЫ ЭТО СДЕЛАЛИ? — Это было 24 года назад, когда у нас в стране началась свобода. Тогда все жаловались, что наша школа после сорока лет тупого социалистического застоя просто убивает


молодежь. И мы с моей женой, с ее родственниками подумали:  можно жаловаться бесконечно, но ведь можно и что-то  сделать. И возникла идея построить школу. Именно построить, чтобы даже стены


не несли в себе того авторитарного стиля, который сложился в течение сорока лет. Нам удалось с помощью благотворительных пикников у меня в саду собрать деньги. Конечно, нам во многом помог


Евросоюз и Швейцария. И довольно скоро мы открыли эту школу – через три года. Она сейчас на хорошем счету, но она не элитная. В каждом классе, по регламенту, учится один ребенок-сирота за


счет школы.  Самое главное – это принципы. Любой ученик, не боясь наказания, может сказать, например, что ПУШКИН – плохой поэт. А учитель только должен требовать объяснений: почему ты так


считаешь? Без этого мы не вырастим творческой молодежи. Если им просто вдолбят в голову, что НАДО любить ЧАЙКОВСКОГО, ЧЕХОВА и ПУШКИНА, они будут тупыми людьми и никогда не оценят того, что


на самом деле есть великолепного у этих авторов. В этом смысле, мне кажется, мы построили современную школу и она работает. — КАК ВЫ ОТНОСИТЕСЬ К КРИТИКЕ, ВЛИЯЕТ ЛИ ОНА НА ВАШЕ ТВОРЧЕСТВО? —


Конечно, влияет. Любая критика – и зарубежная, и домашняя, и особенно критика моей жены. Но до определенной степени. Потому что есть такие критики, которые могут не смотреть картины, не


читать романа и уже заранее знать свое мнение. Такие ничего не видят, ничего не чувствуют, и с ними разговор бесполезен. А есть те, мнение которых для меня очень важно, я на них


ориентируюсь, хотя они тоже часто относятся критично к моим работам. Но мне это только помогает, потому что иногда мне так легче понять самого себя. — У ВАС НИКОГДА НЕ БЫЛО ЖЕЛАНИЯ УЕХАТЬ В


АМЕРИКУ, ДЕЛАТЬ ФИЛЬМЫ В ГОЛЛИВУДЕ? — Я был в Голливуде, но мне не предлагали там остаться. И, к счастью, я сам довольно рано понял, что это место не для меня. Оно для людей, которые, скажем


так, более эластичны. Я хочу делать авторское кино, а Голливуд  прежде всего огромная индустрия. Это индустрия выпуска товара, который редко имеет след авторской эстетики и авторского


мышления. Подобное удается сохранить, наверное, только Вуди АЛЛЕНУ. Я склонен к такому жанру, где могу что-то сказать от себя. В Америке это было бы невозможно. Мне Мартин СКОРСЕЗЕ как-то


говорил: вы в Европе имеете возможности, которых мы в Голливуде не имеем никогда. Вы можете делать стилистические фигуры, которых коммерческое кино не допускает. В киноиндустрии США часто


используется слово, которое мы не принимаем: интертеймен – развлечение. Но я не назову ТОЛСТОГО автором развлекательным. Это может быть в какой-то степени развлечением, но культура тут


важнее. МОЦАРТ тоже развлекает, но МОЦАРТ – это одно, а попса – другое. И кино в Америке ближе к попсе. — МНОГИЕ КИНЕМАТОГРАФИСТЫ С ПРЕНЕБРЕЖЕНИЕМ ОТНОСЯТСЯ К ТЕЛЕВИДЕНИЮ, СЧИТАЯ ЕГО НИЗКИМ


ЖАНРОМ. ВЫ ЖЕ С ТЕЛЕВИДЕНИЕМ СОТРУДНИЧАЕТЕ. ПОЧЕМУ? — Это средство. Может быть, телевидение не самый лучший способ смотреть фильмы, но есть еще хуже. Сейчас многие смотрят фильмы на айфоне.


Я не против. Если они посмотрят мою картину на айфоне, пусть они посмотрят ее хотя бы так. В этом смысле надо быть скромным, потому что конкуренция очень сильная. Если кто-то вообще обращает


на меня внимание, я благодарен. Наша цель – добиться зрителя, и телевидение здесь очень помогает. - КРОМЕ КИНО И ТЕЛЕВИДЕНИЯ, ВЫ ЕЩЕ РАБОТАЕТЕ В ТЕАТРАХ,  ЧАСТО СТАВИТЕ СПЕКТАКЛИ В ГОРОДАХ


РОССИИ.  НЕДАВНО СТАВИЛИ СПЕКТАКЛЬ В НОВОСИБИРСКЕ – ЭТО СОВСЕМ РЯДОМ. НЕ ПЛАНИРУЕТЕ СДЕЛАТЬ ПОСТАНОВКУ В КАКОМ-НИБУДЬ ОМСКОМ ТЕАТРЕ? — Если получу приглашение, буду об этом думать. Я не


возражаю, но инициатива должна исходить от хозяев. Только у меня есть условие: актеры должны поехать ко мне. Я теперь работаю так: я  приглашаю актеров, они живут у меня дома, репетируют.


Потом мы приезжаем и где-то в течение пяти дней переносим спектакль на сцену, выпускаем премьеру. У меня есть свободное пространство, есть терпеливая жена, которая может накормить всех


гостей и наших девятерых собак. А гостиницы мне уже надоели. — В ЧЕМ СЕКРЕТ ВАШЕЙ НЕИССЯКАЕМОЙ ЭНЕРГИИ? ВЫ КАК-ТО ПОДДЕРЖИВАЕТЕ ТУ ФОРМУ, В КОТОРОЙ НАХОДИТЕСЬ? — Секрет – в генах моих


предков. Как долго это продлится, я не знаю, я ничего для этого не делаю. Наверное, мне помогает моя работа. Я живу почти в лесу, за городом, и там делают пробежки большое количество людей.


Однажды моя жена спросила пробегающего человека: «А от чего вы так удираете?»  Он сказал: «Как же, от чего, от смерти!» Человек бежит, чтобы не умереть. И это мотивация. Пока я активен, пока


у меня есть хотя бы иллюзия, что то, что я делаю, кому-то нужно, я убегаю от смерти. — КАКОВ БЮДЖЕТ ВАШЕЙ НОВОЙ КАРТИНЫ И ОТКУДА БРАЛОСЬ ФИНАНСИРОВАНИЕ? — Бюджет в пределах 1200 евро. По


польским меркам, это чуть выше среднего, есть картины гораздо дороже.  Нас частично финансировал Польский институт кинематографии, который имеет общественные средства. Это наше огромное


достижение – то, что у нас есть закон, по которому полтора процента от всей телевизионной рекламы, от сборов кабельного телевидения и кинотеатров автоматически  переводится национальному


институту кино. Поэтому, если американский блокбастер идет с успехом,  мы знаем: через год у нас будут деньги на новую польскую картину.  Были так называемые территориальные деньги. В


Европе, если вы снимаете на определенной территории, это считается рекламой данной части страны,  и там вам предлагают льготы в деньгах и в услугах. Были телевизионные деньги: несколько


каналов купили картину еще в течение съемок. — В ВАШЕМ ФИЛЬМЕ  СНИМАЛИСЬ РОССИЙСКИЕ АКТЕРЫ. РАССКАЖИТЕ О НИХ, ПОЖАЛУЙСТА. — В  картине есть двое важных для меня актеров. Во-первых, Чулпан


ХАМАТОВА,  которая очень мне нравится. У нее небольшая роль, и это честь для меня, что она согласилась. Она снималась на английском языке, просто была такая необходимость. Я очень надеюсь,


что когда-нибудь мне удастся написать роль специально для Чулпан. Миша ЕФРЕМОВ – это то, что называется камео, он появляется только на один момент. Но это  дружеский жест с его стороны.


Потому что я пригласил Мишу первый раз на главную роль в МХАТе в 1991 году (спектакль «Чайка»). Тогда руководителем театра был его отец, но он совсем не продвигал его.  А я глубоко поверил в


его талант и, кажется, не ошибся. Миша это доказал, став очень снимаемым артистом. — КАКУЮ ЦЕЛЬ ВЫ ПРЕСЛЕДОВАЛИ, ЗАДУМЫВАЯ КАРТИНУ? ЧЕГО ВЫ ЖДЕТЕ ОТ НЕЕ? — Если после нее вы задумаетесь о


жизни и о самом себе, почувствуете себя чуть-чуть мудрее, это уже будет моим новым достижением. Больше я ничего не ожидаю.