Руководствуясь принципами гуманизма навального отправили в колонию. Вот как суд принимал решение, которое войдет в историю. Репортаж кристины сафоновой — meduza

Руководствуясь принципами гуманизма навального отправили в колонию. Вот как суд принимал решение, которое войдет в историю. Репортаж кристины сафоновой — meduza


Play all audios:


Симоновский районный суд Москвы отменил условный срок Алексею Навальному по делу «Ив Роше» и заменил его на реальный. Навальный проведет в колонии два года и восемь месяцев — и выйдет на 


свободу только осенью 2023-го. Район Мосгорсуда, где проходило выездное заседание, заранее оцепили полиция и Росгвардия; позднее силовики заняли весь центр Москвы, где началась акция


протеста против приговора. Корреспондент «Медузы» Кристина Сафонова провела в суде весь день и рассказывает, как принималось историческое решение. ------------------------- В апреле 2018


года, после отказа Верховного суда исполнить решение ЕСПЧ по делу «Ив Роше» и отменить приговор братьям Навальным, адвокат Ольга Михайлова уверенно говорила журналистам, что других заседаний


по этому делу в России уже не будет. «Верховный суд поставил в нем точку», — считала Михайлова. Однако меньше чем через три года дело «Ив Роше» снова обсуждается в суде.  Изначально


ходатайство ФСИН о замене условного срока на реальный должен был рассматривать Симоновский районный суд Москвы, занимающий небольшое здание недалеко от метро «Автозаводская». Соратники


Навального призвали всех прийти к нему утром 2 февраля и поддержать политика. Но накануне было решено провести выездное заседание в Московском городском суде, расположенном в другом конце


города: в нем несколько корпусов и залы, вмещающие большое число слушателей.  Уже утром на ближайшей к Мосгорсуду станции «Преображенская площадь» стоят группы полицейских в касках — чуть


позже они начнут выборочно досматривать прохожих. Шеренги сотрудников выстроились и вдоль всей Краснобогатырской улицы, самом простом пути до суда. Каждые несколько метров здесь — живой


кордон. Дежурит полиция (а также Росгвардия) и во дворах. К зданию суда почти никому не дают приблизиться, исключение — жители ближайших домов, журналисты (они проходят по пресс-картам и 


редакционным заданиям) и участники других судебных разбирательств. Один из них — мужчина с белыми от седины волосами — с удивлением и тревогой оглядывает толпу полицейских и желающих пройти


в суд. «Вот попал в революцию!» — ни к кому не обращаясь говорит он с горьким смешком. «Сегодня день сурка!» — доносится как будто ему в ответ с другой стороны. «СВОБОДНО ПЕРЕДВИГАЛСЯ ПО 


ГЕРМАНИИ, ЗАНИМАЛСЯ СПОРТОМ» 11 утра. Заседание еще не началось, и Алексей Навальный с интересом наблюдает из «аквариума» за происходящим в зале. Заметив свою жену Юлию, он просит ее занять


место так, чтобы ему было хорошо ее видно. Она садится на одну из скамей в первом ряду. Остальные места — как в самом зале, так и на балконе — занимают журналисты, их около сотни. А также


представители посольств США, Германии, Великобритании, Чехии, Австрии и других западных стран. «Присутствие такого количества представителей посольств иностранных государств — впервые в 


практике Московского городского суда, да и районных судов», — сказала пресс-секретарь суда Ульяна Солопова. А официальный представитель МИД Мария Захарова назвала это «вмешательством во 


внутренние дела» России. «Юля, тебя показывали даже по телевизору в моей камере, — весело и громко говорит Навальный жене. — Сказали, что ты нарушаешь порядок. Плохая девочка, горжусь


тобой!» Слышны редкие смешки. Следом Навальный обращается к своему адвокату Вадиму Кобзеву. «Я вижу, что ты читаешь твиттер, расскажи, что там пишут. У меня ломка!» — театрально произносит 


он. Снова смешки.  Навальный не теряет бодрый настрой и когда в зале появляется судья — женщина со светлыми волосами и в медицинской маске. На ее просьбу представиться оппозиционер едко


отмечает, что она сама этого не сделала. — Я не знаю, кто вы. Вы судья Окунева или кто-то другой? — спрашивает он, намекая на появившуюся перед заседанием новость о том, что судью по его


делу заменили. При этом сторона защиты планировала и сама просить отвод Юлии Окуневой — из-за ее связей с силовиками. — Я — судья [Наталия] Репникова, — строго отвечает судья. И продолжает


задавать вопросы о личности Навального.  — Где проживаете? — спрашивает судья, которая среди прочего выносила приговор по делу о хищениях при строительстве космодрома «Восточный». — СИЗО-1, 


— с улыбкой отвечает Навальный. В зале снова смех.  После ходатайств защиты о приобщении к материалам дела ряда документов (например, справки о лечении из берлинской клиники «Шарите») слово


берет представитель филиала № 15 УФСИН Александр Ермоленко.  Ермоленко — невысокий, невзрачный и довольно молодой мужчина — тихо и неуверенно зачитывает содержимое бумаг со своего стола. В 


его речи различимы только отдельные фразы: о том, что Навальный допустил больше 50 нарушений правил испытательного срока, систематически не являлся в инспекцию (в подтверждение представитель


ФСИН перечисляет все случаи за 2020 год; всего их семь) и еще до своего лечения неоднократно получал предупреждения о замене условного срока реальным. «Как показала сеть интернет, —


переходит Ермоленко к претензиям инспекции к Навальному после его выписки из „Шарите“. — Условно осужденный свободно передвигался по Германии, занимался спортом. Но на связь с УФСИН не 


выходил. Таким образом, его местонахождение с 24 сентября 2020 года было неизвестно».  Голос Ермоленко звучит еще более неуверенно, когда прокурор Екатерина Фролова начинает задавать ему


вопросы. Представитель ФСИН все же отвечает на них и рассказывает, что по закону инспекция могла попросить об отмене условного наказания Навальному уже после двух нарушений за год, однако


этого не делала, так как «цель уголовного законодательства — исправление осужденных». «Руководствуясь принципами гуманизма, — объясняет Ермоленко. — УФСИН полагало, что Навальный изменит


свое отношение и встанет на путь исправления. Однако Навальный должных выводов не сделал и не изменил отношения к приговору суда». Окончательно это стало понятно, добавляет представитель


ФСИН, после того, как Навальный не только перестал отмечаться в инспекции, но и «скрылся от нее» в Германии. Очередь задавать вопросы доходит до адвокатов Навального. Речь Ермоленко


становится еще тише, а ее смысл — запутаннее. Защитник Кобзев напоминает, что у ФСИН есть контакты как родственников Навального, так и его адвоката, — и интересуется, почему инспекция не 


попыталась связаться с ними. Ермоленко сумбурно отвечает, что не считал Кобзева законным представителем политика, так как в деле у ФСИН была его адвокатская доверенность сроком только на три


года.  — Если вы не считаете меня законным представителем, почему вы тогда мне эсэмэску отправили 28 декабря [за день до объявления Навального в розыск]? — напирает Кобзев.  — Мы 


предприняли попытку связаться с адвокатом, представляющим Навального по уголовному делу, — говорит Ермоленко. Кобзев признается, что не понимает его. И представитель ФСИН делает еще одну


попытку объясниться: инспекция решила воспользоваться теми данными, которые у них были, то есть связаться с адвокатом. А поговорить с родственниками им не удалось, так как «по месту


жительства никого не было».  Адвокат отмечает, что при этом представители УФСИН опросили сотрудников ЧОП «Терем», которые охраняют дом, в котором живет Навальный, — и те сообщили, что


политик «убыл на лечение». «Охрана, вся страна знала, что он на лечении», — восклицает адвокат. И обращается к справке из «Шарите» и уведомлению Навального, которые ФСИН получила в начале


декабря прошлого года. В справке говорится, что после отравления политик провел 24 дня в стационаре и нуждается в длительной реабилитации. В уведомлении о том же сообщает и сам Навальный, а 


также указывает свой берлинский адрес. Ермоленко на это возражает, что в документах не был указан период реабилитации оппозиционера. Между защитником и представителем ФСИН завязывается спор,


 и прокурор Фролова просит сделать Кобзеву замечание.  — Уведомление содержало адрес Навального? — продолжает задавать вопросы адвокат.   — Там был указан отель, — тихо говорит Ермоленко. И 


добавляет, что проверить, действительно ли там находился Навальный, ФСИН не пыталась. «Ваша честь, мы не можем проводить контроль за пределами России. Условно осужденный должен находиться по


 месту жительства», — с досадой добавляет он.   — Я правильно понимаю, что вы ничего не стали проверять и просто сделали вид, что он скрылся? — подхватывает коллега Кобзева, Ольга Михайлова.


Представитель ФСИН настаивает, что это не так. Прокурор Фролова снова протестует, но Михайлова продолжает задавать вопросы о том, было ли известно ФСИН, где находится Навальный. И отмечает,


что в Берлине тот находился не по своему желанию: туда его отправили «с помощью российских властей». Едва начавшийся спор прерывает Алексей Навальный. «Можно мне задать вопрос? А то у вас


так интересно, а я один стою, наблюдаю», — с улыбкой говорит он. И получив разрешение суда, интересуется у представителя ФСИН Ермоленко, уважает ли тот Владимира Путина. Прокурор вновь — и 


на этот раз резче прежнего — просит суд сделать замечание. Навальный возражает и в свою очередь обращает внимание судьи Репниковой: «Когда представитель ФСИН плавает в луже и не может


сказать ни слова, ему на выручку приходит подполковничка». Судья просит прокурора не помогать сидящему с ней за одним столом Ермоленко.  «Объясните, каким образом я мог исполнить свои


обязательства?» — вновь обращается Навальный к представителю ФСИН. Политик напоминает, что впал в кому и направил уведомление в инспекцию со своим адресом в Берлине, как только смог


встретиться с адвокатами. «Я продолжил лечение, закончил его и вернулся в Москву. Что я мог сделать еще, что я мог сделать лучше? — эмоционально продолжает он. — Вы смотрите всем в лицо и 


говорите, что меня не было дома. Конечно, меня не было!» В ответ Ермоленко все так же тихо объясняет, что Навальный мог бы найти контакты ФСИН в интернете и направить документы, которые


подтверждали бы наличие у него уважительных причин для неявки. «Возможно, это волшебное стекло, — ерничает в ответ оппозиционер, указывая на свою стеклянную клетку. — И он меня не слышит». 


Навальный снова объясняет, в каком был состоянии после отравления, а представитель ФСИН снова говорит, что тот должен был прислать документы. К спору подключаются адвокаты, раз за разом


цитируя ноябрьскую справку из «Шарите» о том, что Навальный после выписки из стационара нуждался в долгой реабилитации. «С чего вы взяли, что он выздоровел, когда была написана эта справка?


— эмоционально обращается к Ермоленко адвокат Михайлова. — У нас есть новая справка от 15 января. И вы бы ее получили, если бы не схватили его 17 января и дали мне возможность показать


документы. Я звонила во ФСИН и вам, телефоны были выключены». Прокурор Фролова вновь просит суд сделать стороне защиты замечание.  «Дорогой товарищ капитан, наверное, с вами было такое, что


вы прогуляли физкультуру и не пришли в школу. А потом классная руководитель вам сказала взять справку. Вы же делаете это не в процессе. Человек попал в больницу, человек выписался. Какой мог


быть промежуточный документ?» — предпринимает еще одну попытку поговорить с представителем ФСИН Навальный. Но Ермоленко непреклонен и отвечает политику: «Алексей Анатольевич, не сравнивайте


закон со школой».  «СТРАХ ЧЕЛОВЕКА, ЖИВУЩЕГО В БУНКЕРЕ» «Я хотел бы начать обсуждение с правового вопроса, который мне кажется главным и каким-то упущенным из этого обсуждения», — начинает


свою речь Алексей Навальный. На часах около четырех вечера, и выступать до адвокатов и прокурора политик изначально не хотел. Но на этом настояла подполковник Екатерина Фролова.  Суть


происходящего, продолжает Навальный, заключается в том, чтобы посадить его по делу, по которому его уже осудили — и которое признал несправедливым ЕСПЧ. «Если мы откроем любой учебник


уголовного права — я надеюсь, ваша честь, вы это делали пару раз в своей жизни, — мы увидим, что ЕСПЧ является частью судебной системы России. <…> Его решения обязательные», — говорит


оппозиционер. И эмоционально отмечает, что несмотря на это, государство «с упорством маньяка» требует посадить его. Происходит это, считает Навальный, из-за «ненависти и страха одного


человека, живущего в бункере».  «Я нанес ему смертельную обиду тем, что я просто выжил, после того как меня пытались убить по его приказу», — почти переходит на крик Навальный. Прокурор


перебивает его и просит суд сделать замечание. Адвокаты протестуют. Судья Репникова в свою очередь замечает, что «какие-то иные уголовные дела в настоящем процессе не рассматриваются», и 


просит Навального говорить о представлении ФСИН.  Навальный настаивает, что это его мнение, и продолжает. «Я еще сильнее обидел его — тем, что, выжив, я не спрятался, живя где-то под


охраной, в каком-то бункере поменьше, который мог бы себе позволить, — громко говорит он. — Я участвовал еще и в расследовании своего собственного отравления. И мы показали и доказали, что


именно Путин, используя ФСБ, осуществил покушение на убийство. <…> Это сводит с ума этого маленького вороватого человечка в его бункере». Путин, продолжает оппозиционер, больше всего


обижен на него, потому что войдет в историю не как «великий геополитик» или мировой лидер, а как отравитель. «Вот знаете, был Александр Освободитель. Или Ярослав Мудрый. И будет у нас


Владимир Отравитель трусо́в», — объясняет Навальный.  При этом он убежден, главное в этом процессе не столько даже посадить его («Посадить меня, в общем-то, несложно»), сколько «запугать


огромное количество людей». Именно для этого, объясняет Навальный, была «оцеплена половина Москвы». В это время у здания Мосгорсуда и на улицах вблизи все еще стоят сотрудники полиции и 


Росгвардии. Задержаны около 400 человек, в том числе журналисты (по итогам дня число задержанных снова перевалит за тысячу).  «Я очень надеюсь, — продолжает Навальный. — Что этот процесс не 


будет воспринят людьми как сигнал того, что они должны больше бояться. Это же не демонстрация силы — Росгвардия и вот это все. Это же демонстрация слабости. Просто слабости. Миллионы и сотни


тысяч посадить нельзя. И я очень надеюсь, что люди будут все больше и больше осознавать это. И когда они осознают — а такой момент придет, — все это рассыпется. Потому что вы не посадите


всю страну».  Судья Репникова вновь прерывает его, строго отмечая, что он ничего не сказал «по поводу представления».  «Ваша честь, вы говорите, что я ничего не сказал по поводу


представления. Вот это все представление и есть, — эмоционально реагирует Навальный. — И все, что я говорю, — это мое отношение к представлению, которое вы устроили. Бывает такое, когда


беззаконие и произвол являются сутью политической системы. И это ужасно. Но бывает еще хуже — когда беззаконие и произвол наряжают на себя мундир прокурора или судейскую мантию. И в этом


случае долг каждого человека — не подчиняться вам, не подчиняться таким законам». — У нас не митинг, — перебивает судья Репникова. — У вас не митинг, у вас мое выступление, — парирует 


Навальный. И уже спокойнее просит дать ему закончить, уверяя, что «все будет хорошо». Судья ничего не отвечает. И политик продолжает. Он обещает, что будет и дальше бороться, и призывает


всех делать все, «чтобы закон, а не ряженые в мундирах и мантиях восторжествовали». Вскоре судья вновь его перебивает. Политик же отмечает, что лучшее в России — «люди, которые не боятся… и 


которые никогда не отдадут нашу страну кучке продажных чиновников, которые решили обменять нашу родину на свои дворцы, виноградники и аквадискотеки». А в заключение требует немедленной


свободы для себя и других арестованных. — Верно ли, что в период до вашей госпитализации в Омске вы шесть раз намеренно пропустили регистрацию в инспекции? Да или нет? — обращается к 


Навальному прокурор Екатерина Фролова. Говорит она громким глубоким голосом, тщательно артикулируя каждое слово.  — Ответ: неверно, — отвечает так же громко политик из «аквариума». — С 2014


года по лето 2020 года я приходил в вашу драную инспекцию два раза в месяц. Вы лжете и манипулируете! Навальный тут же объясняет, что изначально несколько лет отмечался по четвергам, потом


во ФСИН «захотели», чтобы он приходил по понедельникам. Но из-за занятости политик продолжал приходить по четвергам. «В течение нескольких лет, даже зная, что решение суда незаконно, я ходил


в инспекцию два раза в месяц, и никто не может упрекнуть меня, что я скрывался и не исполнял, потому что я ходил два раза в месяц по четвергам, почти всегда, и это инспекцию полностью


устраивало. <…> Если вас это не устраивает, так и скажите: „Мы требуем посадить Навального, потому что он ходил не по понедельникам, а по четвергам“», — все так же эмоционально


рассказывает он.  Однако прокурор Фролова ответом недовольна и повторяет вопрос. Навальный же повторяет то, что сказал ранее. Тогда прокурор продолжает:  — Вы подтверждаете, что каждый раз


после пропуска регистрации вас официально предупреждали о замене условного срока на реальный?  — Я подтверждаю, что это сфабрикованное дело использовалось, чтобы пресечь мою политическую


деятельность, — отвечает Навальный. Между ним и прокурором завязывается спор, в конце которого Фролова констатирует: ответ на ее вопрос не получен. К такому же выводу она приходит после


того, как Навальный начинает ерничать в ответ на ее вопрос о том, не беспокоила ли его ФСИН, когда он находился на стационарном лечении.  Тем не менее прокурор задает следующий вопрос. На 


этот раз ее интересует, верно ли, что Навальный (как это указано в ноябрьской справке из «Шарите») лечился только до 23 сентября. — Да или нет? — с расстановкой спрашивает Фролова. — Я 


просто удивлен, каким вы мелким враньем занимаетесь. Вы — достойная дочь режима! — возмущается Навальный. Но все же в очередной раз поясняет, что после выписки из стационара проходил


амбулаторное лечение.  В заключение прокурор Фролова говорит, что Навальный — единственный гражданин России с двумя условными сроками. — Верно ли, что, осознавая беспрецедентно


снисходительное отношение суда, вы почувствовали возможность нарушать условия испытательного срока? — говорит она. И тут же добавляет: «Можете не отвечать на этот вопрос. Вы же прекрасно


понимаете, о чем я спрашиваю». — Я имею основания заявлять о некоторой необычности своей ситуации в том, что власть фабрикует дела в отношении меня настолько открыто, что я успешно обжаловал


все дела в ЕСПЧ, — все же отвечает политик. На этом вопросы прокурора к Навальному заканчиваются, и она произносит небольшую речь. В ней Фролова поддерживает представление ФСИН и отмечает,


что требования инспекции о замене условного срока на реальный удовлетворяются в России в ста процентах случаев. И вновь вспоминает о том, что Навальный дважды был приговорен к условному


наказанию. «Несмотря на проявленный судом гуманизм», считает Фролова, политик «совершал неоднократные нарушения», «злостно уклонялся от возложенных на него обязанностей» и «игнорировал


требования закона». Соглашается она с представителем ФСИН и в том, что после стационарного лечения в «Шарите» Навальный мог сообщить о себе в инспекцию, но не сделал этого. В то же время он,


напоминает прокурор, «свободно перемещался по Германии, занимался спортом, давал интервью».  «Такое поведение и отношение Навального позволяет сделать заключение, что он не сделал должных


выводов и не соблюдает законы, к соблюдению которых призывает других», — считает Фролова. *** В совещательной комнате судья Репникова проводит два часа. Решение она озвучивает только в 


начале девятого. Алексей Навальный, как и на протяжении всего заседания, часто улыбается и смотрит на жену. Разводит руками или складывает пальцы в форме сердца.  Но чем дольше читает


Репникова, тем реже на его лице появляется улыбка. Еще до резолютивной — то есть финальной — части решения становится ясно, что ходатайство ФСИН суд удовлетворит. В половине девятого, меньше


чем через полчаса с начала оглашения, Репникова говорит, что решила заменить условный срок Навальному на колонию общего режима. За вычетом времени, проведенного на домашнем аресте, там он 


должен провести два года и восемь месяцев. Когда судья заканчивает читать, приставы спешат выгнать слушателей не только в коридор, но и из здания суда. На прощание Алексей успевает сказать


жене: «Пока, не грусти, все будет хорошо!» КРИСТИНА САФОНОВА